Божьи угодники встречались архимандриту Авелю с детства. Первой из них была блаженная девица Анна, ходившая молиться в Скорбященскую церковь. В народе ее звали просто Нюша. «Еще мальчиком, - вспоминал отец Авель, - любил я ходить ко всенощной пораньше. Тогда прямо в церкви, у входа, матушки пекли просфоры, а я им частенько помогал. Однажды, это было осенью, пришел я на всенощную, в храме темно… Вдруг вижу из-за колонны луч света. Откуда он взялся? Подошел потихоньку, а там Нюша молится перед иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Как только она услышала шаги, сразу прекратила молиться и стала, как обычно, блажить, «дурачиться». Другой случай произошел в 1945 г. Владыка Димитрий хотел рукополагать меня во диакона. Однажды пришел я в храм, и монахини попросили меня читать часы. Так как я их никогда не читал, то запнулся. А одна из монахинь говорит: «Во диакона собрался рукополагаться, а часы читать не умеет». Внутренне я с этим согласился и решил пойти к владыке, отказаться от сана. Когда вышел из храма, то увидел, что навстречу идет блаженная Анна и говорит: «Ты, мой приятный, куда идешь?» Я сказал, что домой иду. Тогда Нюша развернула меня лицом к храму и говорит: «Иди к обедне, молись. Дьякона часов не читают. Запомни».

В то время отец Авель работал пчеловодом. И вот на пасеке у него неожиданно появилась сильная тревога. Да такая сильная, что безо всякой причины захотелось плакать. Тогда он решил пойти к своему духовному наставнику, владыке Димитрию, спросить, в чем может быть причина такого состояния. «Может, это к моей смерти, - думал он, - кругом война, немцы город бомбят, смерть-то, она рядом ходит… Может быть, мне пришла пора умирать и надо как-то особенно подготовиться к этому». Владыка Димитрий, выслушав, сказал: «Ангел мой, это душа твоя предчувствует, что в Совете Вышнем решена твоя судьба. По Божией воле ты должен принять сан диакона». На что отец Авель возразил, что у него нет ни голоса, ни слуха. Владыка удивился: «Ты что, рыба, что ли, безголосая? Преподобный Серафим Саровский тоже не обладал ни слухом, ни голосом, а вся Россия его слышала. Твое диаконство – воля Божия».

Вскоре после рукоположения диакона Николая, будущего отца Авеля, стали постигать искушения. И вновь в его жизни стали происходить события, связанные с блаженными простецами, которым Господь даровал прозревать помыслы людские. В то время в Скорбященский храм часто приходил юродствующий старец Александр Белкин. Принимая на себя личину ненормального человека, он обличал людские пороки. И мог делать это гласно, прилюдно и без боязни. Какой может быть спрос с ненормального? Несмотря на кажущуюся грубость, его обличения приводили грешников ко спасительному пути покаяния. Блаженный Александр уберег от греха тщеславия молодого диакона Николая Македонова, которого хвалили за хорошее чтение Евангелия на литургии. Архимандрит Авель вспоминал: «Однажды, когда я начал читать Евангелие и воцарилась в храме полная тишина, пришел ко мне помысел: «Вот как я хорошо читаю, все затихли и меня слушают». И только я так подумал, подскочил ко мне блаженный Александр и говорит: «Вот как я хорошо читаю, вот как я хорошо читаю!» С большим смущением дочитал я Евангелие и с тех пор старался не допускать таких мыслей».

Однако, избавившись от одного искушения, отец Авель стал бороться с другим. Иногда на молитве у него появлялась немощь, вызывавшая желание уйти из храма. «Однажды, - рассказывал архимандрит Авель, - молился я в алтаре. Но молитва не шла. Трудно было стоять, словно на мне была какая-то тяжесть. Клонило ко сну. Я подумал о том, что, может быть, мне лучше уйти. Но достоял до конца службы. А по ее окончании, у выхода из храма, ко мне вдруг кинулся блаженный Александр, плюнул и замахнулся на меня палкой, чтобы ударить. Я увернулся и сбежал со ступенек паперти. А он стал догонять. Пришлось бежать от него дальше – вдоль по Скорбященскому кладбищу. Обернувшись, я увидел, что блаженный остановился. Его обступил народ. Люди закричали: «Что же ты, Александр Николаевич, напал на нашего отца диакона, ведь он у нас хороший…» «Да разве я на него напал? Не видели вы, что на нем бес сидит. Вот я беса-то и прогнал». И действительно, тяжесть, которая одолевала меня на молитве, прошла. Осталось лишь покаянное чувство за греховный помысел. Царство Божие трудом дается. А если у тебя здесь все легко, все хорошо, то за что же Господь награду давать будет?»

Будучи диаконом, Николай Македонов не переставал мечтать о монашеском постриге. И вот однажды архиепископ Димитрий поехал в Раненбург и взял его с собой. Знаменитую Раненбургскую Петро-Павловскую пустынь к тому времени закрыли. Но в пригородном селе Кривополянье была действующая церковь. При ней жили дивеевские монахини, прибывшие из закрытого Серафимовского монастыря, и желавшие принять монашество женщины. Чтобы не привлекать внимания властей, епископ Димитрий решил постричь их тайно, на дому. Послал отца Николая в церковь за облачением, крестом, Евангелием и ножницами. «Я пошел выполнять послушание, - вспоминает архимандрит Авель, - а самого обида взяла. «Вот, - думаю, - всех постригают, а меня нет». Когда зашел в церковь, то увидел Тихвинскую икону Богородицы. И вдруг этот образ будто бы ожил. Я подошел, посмотрел и подумал, что мне почудилось. Но, как к живой, обратился к Божией Матери: «Пресвятая Богородица, что ж это делается? Я жду не дождусь, когда меня в монахи постригут, а здесь приехали невесть откуда женщины, и владыка их тут же постригает. А ведь и знает-то их плохо». А потом мне вдруг стыдно стало за свой ропот, я упал перед Царицей Небесной на колени и взмолился: «Матерь Божия, прости меня за такие слова. Я даже помыслить так не должен был. Ведь, может, нет Твоей воли, чтоб я монахом стал. И все же прошу Тебя, Матушка Богородица, хоть перед смертью, но удостой меня стать овечкой Твоего стада…» Потом взял из церкви все, что просил епископ Димитрий, пришел к нему, облачил его. А владыка сел на лавку, посадил меня рядышком и говорит: «Ну, ангел мой, сегодня ты получишь то, чего просил сейчас у Божией Матери в церкви». И владыка рассказал, что как только я ушел в церковь, он стал молиться. Ему открылось, что сегодня необходимо совершить постриг меня в монахи. «Сама Божия Матерь так повелела», - сказал архиепископ Димитрий. «А как же я буду постригаться? Ведь ни рясы, ни мантии, ни клобука у меня нет!» «Придется постригать без них. Ослушаться Божию Матерь нельзя». Постриг был совершен на Архистратига Михаила, 8 ноября по старому стилю. В монашестве было наречено имя Авель».

После тайного пострига на следующий день пришел отец Авель на службу в храм. А поскольку ни монашеской рясы, ни мантии у него не было, то оделся он, как обыкновенно, - в пиджак. «Вошел я в храм, - рассказывал архимандрит Авель, - и вдруг блаженный Александр Белкин сорвался со своего места прямо в толпу и, размахивая руками, закричал: «расступитесь, дайте дорогу». Народ и правда освободил мне дорогу, а старец Александр, глядя на мой пиджачишко, развел руками и громко сказал: «Глядите, мантия-то, мантия-то какая…» Вот какие прозорливые были люди!»

А блаженная Анна предсказала отцу Авелю рукоположение во священники. «Когда я стал диаконом, пришел однажды в храм на службу раньше, чем обычно. Только хотел приложиться к иконе Божией Матери «Всех скорбящих Радость», вдруг подходит ко мне Нюша и говорит: «Благослови, батюшка!» «Да я, Нюша, не священник». А она мне снова говорит: «Благослови!» Прошла неделя и епископ Димитрий рукоположил меня во священники». Отец Авель по своему смирению считал себя недостойным, боялся, что по молодости и малограмотности он не сможет быть пастырем, отцом духовных чад. А владыка Димитрий сказал ему: «Это воля Божией Матери, чтобы ты стал священником. Ты обязан ее выполнить». На это отец Авель ответил: «Если бы Божия Матерь повелела рукоположить, то прежде приуготовила бы меня к этому, уберегла от грехов, чтобы я не познал ничего скверного». Улыбнулся на эти слова владыка Димитрий и говорит: «Ты не прав, мое чадо. Ведь священник – это духовный врач. А что же это за врач, который не знает людских болезней? Придет к тебе человек с болью на душе, а ты даже не знаешь, какой дать ему совет, не знаешь, чем ему помочь. Потому Господь и попускает тебе познать грехи людские, чтобы ты смог определять причины духовных болезней». «Но ведь я по своей малообразованности даже и проповедовать-то не смогу». «А тебе и не надо проповедовать. Нужно просто жить по-Божьему, исполнять законы Его, и тогда сама твоя жизнь станет проповедью». О рукоположении владыка не стал предупреждать отца Авеля, просто рукоположил его на службе. У креста две женщины, пришедшие из села Захарова, сказали, что их послала Полюшка (Рязанская) благословиться у отца Авеля: «Мы ей говорим, что нет такого священника. Но она настояла, чтобы мы пошли сегодня в Скорбященский храм. Выходит, Полюшка знала, что вас будут рукополагать». Вскоре произошел ещё один знаменательный случай. Блаженная Нюша предсказала отцу Авелю свою кончину, спросив, будет ли он по ней причитать? Отец Авель ответил: «Конечно, буду. Прокричу – как я рад, что Нюша померла». «Кто же так причитает? Ты причитай: «Как мне Нюшу жалко, как мне Нюшу жалко». Указывая на небо, она загадочно улыбнулась и сказала: «До свидания. Там увидимся». Через неделю блаженная неожиданно умерла. Пришла после службы домой. Легла на кровать, положила на грудь иконки. Позвала маму, прошептала: «Я умираю». И умерла.

По книге «Было много чудес». Рязань, 2013 г.