СТАРЕЦ АХИЛА (схиархимандрит Феодосий (Орлов))

ХI

Воспоминания о старце Ахиле иеродиакона Дорофея: «Матерь Божия после армии привела меня в Почаевскую Лавру, чтобы чисто любить в монашестве Господа. Первым моим послушанием была братская трапезная, и там же состоялось первое знакомство с батюшкой. Однажды отец Ахила сам пришел за обедом. Я отдал ему его порцию рыбы и свою, сказав при этом, что рыбы не люблю. Батюшка посмотрел на меня и ответил: «Ничего ты не понимаешь. Сам Господь рыбу ел». В следующий раз после обеда мне захотелось пойти в Успенский собор, а в это время проводил важную делегацию из Америки отец благочинный. Специально для делегации была опущена Чудотворная икона Почаевской Божией Матери. Интересно было наблюдать, как американцы подходили к святыне, испытывая самые разнообразные чувства. Батюшка стоял, опустив голову, безстрастно глядя на происходящее. Но последнюю женщину он буквально отвел рукой, не допустив к иконе. Все очень удивились, некоторые даже обиделись. Тогда я впервые понял, что батюшка видит нечто, закрытое для нас, грешных. Спустя некоторое время поставили меня на послушание пономаря, которое я исполнял целых три года, и я имел великую радость ежедневно общаться с отцом Ахилой. Это благодатное время стало для меня подлинным училищем благочестия. Всего не расскажешь, но главное припоминается. В 1992 г. благочинный отец Петр ушел в раскол. Братия глубоко переживали его падение. Батюшка же как всегда кратко, но выразительно сказал, что его Матерь Божия выгнала из Лавры.

Однажды мне благословили чтение кафизмы. Но, так как читать я тогда в церкви не умел, на половине кафизмы меня прогнали, сказав: «Уходи и не мучь братию». Я, пребывая в глубоком смятении, зашел в алтарь. Батюшка сам подошел ко мне и спросил: «Это ты читал?» Я, сгорая от стыда, ответил утвердительно, приготовившись услышать что-либо неприятное. Однако вместо сокрушительной критики добрый старец неожиданно произнес теплые назидательные слова: «Всю жизнь так читай, слышишь, всю жизнь, от сердца». Затем он пошел в свою келью, взял крест и, дав мне приложиться к нему, кратко сказал: «Со мной в пустыне будешь» Радость переполнила все естество, вознесла до Неба. Так понемногу батюшка становился мне родным и близким, как отец.

Батюшка в алтаре, стоя на коленях, часто опускал голову. Однажды я подошел к нему, а он поднимает голову, глаза все в слезах, и говорит: «Я видение видел: все в огне горит, и лучше бы не родиться, чем в ад попасть». Мне так стало страшно, что я сказал: «Батюшка, мне страшно, я спастись хочу». Батюшка скорбно ответил: «Тебе только теперь, а мне всю жизнь страшно». Затем, немного помолчав, продолжил: «Есть слезы телесные и есть внутренние, когда сердце плачет».

Однажды приехала в Лавру женщина. Привела ее в обитель скорбь. Имела она двоих детей, а муж сильно пил. Ей советовали бросить мужа, пока он ее не убил. Отец Ахила, узнав о ее беде, долго, наклонив голову, тянул четки, а потом негромко заговорил, как будто сам с собой: «Как бросать, ведь одна плоть?» Вышел к ней и говорит: «Ты его не бросай, а обвенчайся».

Когда в горах умер отец Афанасий, в Лавре батюшка, духом увидевший его достойную кончину, сказал: «Все небо сегодня радуется. Монах на Небо пошел». Как-то раз зашел я к батюшке, и увидел у него вареники на столе. Он проницательно взглянул на меня и говорит: «Думаешь, я вареники в молодости не любил хорошо покушать? Но себя не жалел», - опустив голову, сказал: «Почему все такие слабые, слишком себя жалеют? А я никогда в жизни себя ради Бога не жалел».

Приехал ко мне старший брат, он в милиции работает, я подвел его к батюшке. Старец посмотрел на него и благословил. Потом отозвал меня в сторону и говорит: «Мало таких честных милиционеров, но сама их организация гибельна, и что-то дома у него нечисто». Оказывается, действительно, кто-то там занимался магией по книге, которую по благословению брат сжег.

Однажды батюшка спросил у меня: «Ты знаешь, что такое умиление?» «Нет», - честно признался я. Старец пояснил: «Это когда сердце говорит: «Господи, помилуй!» и слышишь чтеца, и от такого события приходишь в радость». После этих слов я понял, почему батюшка всегда говорил: «Сердце болит от такого чтения. Когда кто-то торопиться». После того, как меня постригли в монашество, я обязан был по четкам творить Иисусову молитву хотя бы 700 раз в день. Вот, думаю, пойду к батюшке и попрошу хотя бы 100 или 50 молитв. Прихожу к нему и говорю: «Вот дали четки». Сам же, специально, как будто не знаю, спрашиваю: «Сколько нужно читать молитв?» Батюшка опустил голову и отвечает: «Я знаю монахов, которые по 16 тысяч раз в день творят Иисусову молитву. И ты так читай». Думаю, он это о себе говорит, и стыдно так стало, что хотел поменьше молиться.

Говорю однажды батюшке возле привратни: «Вот, батюшка, сколько в Лавре монахов!» А батюшка ответил: «Антоний Великий сказал: «Я не монах, но я видел монаха». А ты говоришь: «Сколько много…» Часто во время богослужения отец Ахила выходил на солею и всматривался в молящихся. Было видно: его духовному взору открывалось то, чего не видели мы. «Всю жизнь делай так, чтобы тебя не хвалили, - часто повторял батюшка. – Мир безблагодатный, истинных молитвенников нет, потому что все торопятся, а ведь «туда» все успеют». Однажды перед праздничной Литургией заболел один священник. Подходит Владыка к батюшке, спрашивает: «Можете ли послужить?» Батюшка тут же поднялся, и не медля ни мгновения, сказал: «Всегда готов». Очень не любил батюшка внешнего, показного благочестия. Когда в Почаев на праздник приезжало много владык, то батюшка на службе говорил: «Вот поют, - артисты!» о некоторых монашествующих старец говорил: «Они научились только внешнему поведению монаха, но только поведению…» И всегда потом качал головой и добавлял: «Что будет, что будет…»

Часто он любил повторять: «Когда слушаешь, слушай одного духовника, иначе Бога искушаешь». У меня всегда возникало много вопросов, и пользуясь случаем, я задавал их старцу. Так, однажды я спросил его о том, что давно вызывало недоумения: «Почему содомщики не каются?» «Потому, что бес им внушает: завтра, завтра, - отвечал батюшка. – А завтра не настанет. А если, не дай Бог, с таким содомским грехом кто-то и в сане окажется, то ему простится только тогда, когда от сана полностью откажется. А иначе пусть и землю грызет в покаянии – не простится». Как-то батюшка в восхищении говорил: «Вот нищего знал. Когда он умер, я видел столб огненный к Небу. Это было в Почаеве». Один батюшка постоянно много молился на виду у всех. Отец Ахила попытался его враумить: «Древние так не делали». Но тот не обратил внимания на его слова. Затем старец подошел ко мне и назидательно сказал всего одну фразу: «Спастись трудно: если не блуд, то прелесть». Некогда в Великий Пост, в четверг первой седмицы, один священник сказал, что во вторник уже поел, сил нет, и, обращаясь к отцу Ахиле, спросил: «А ты, старче, как?» Отец Ахила улыбнулся и говорит: «Как сил нет? – В воскресенье обедал». Потом расстроился, пошел в келью к себе и, возвратясь, говорит: «Вот видите, похвалился, вот искушение, но это же ради вас». Вот как постился батюшка. Один раз он пришел и, по обычаю, в алтаре положил три земных поклона. Потом говорит: «что такое, даже поклоны сотворить лень Ведь я их так люблю». И продолжает: «Ну, у этих «бойцов-бесов» работы хватает». Одному священнику назначили служить сорокоуст, а он в чем-то провинился. Отец Ахила глубоко возмутился и сказал: «Его смирять надо, а не награждать, ведь сорокоуст- это большая награда».

Припоминается, как на отпевание одного старого послушника Иоанна пришел батюшка, стал как вкопанный, опустил голову и сосредоточил все внимание на четках. Пока длилось отпевание, так и стоял он, недвижимый, в молитве. Потом развернувшись, батюшка сказал: «Одна милость Божья» и ушел. И мне захотелось в этот момент, чтобы и меня также батюшкина молитва провела в Царство Небесное.

Однажды мне приснился сон, который я отчетливо запомнил. Стою я возле старой иконной лавки на галерее около Успенского собора и вдруг замечаю: откуда ни возьмись, черная буря высотой в собор надвигается прямо на меня. Я по ступенькам бегу из всех сил вниз, в сторону привратни, но буря настигает меня, а я продолжаю бежать, задыхаясь в отвратительной черной мгле… Сколько бежал по этой грязи, не знаю, но в итоге из бури все-таки вышел. Буря пронеслась и оставила после себя все во льду, в этот момент я с изумлением посмотрел на свой подрясник, а он чистый-чистый, ни одного пятна. Рядом со мной оказался старец, который, обратясь ко мне по имени, утешительно сказал: «Это уже конец». В этот момент я проснулся. На следующие утро сразу же пошел к отцу Ахиле и рассказал ему о встревожившем мня сне. Спрашиваю, что за буря и какой конец. «Буря - твоя, - отвечал батюшка, - а конец – всему миру». Я вышел из монастыря, буря меня настигла и вот уже долгое время я задыхаюсь в этой буре. С самого начала бури мне также приснился сон, что моя свеча в туннеле потухла, но отец Ахила неожиданно оказался рядом с большой свечой и осветил мне путь. И вот, спустя семь лет, опять приснился мне батюшка и говорит: «Беги, хоть на Валаам, но беги, может, успеешь». Одно прошу у Бога, чтобы по молитва отца Ахилы и по молитвам тех, кто читает про батюшку, я все-таки успел добежать до Царства Небесного, где, как он всегда говорил, плохо не будет, лишь бы нас Бог помиловал. Аминь».

По книге «Он оставил след в душе, а не на бумаге…», старец Ахила, страницы жизни», Почаев, 2016 г.

Печатается по благословению митрополита Почаевского Владимира