ПОУЧЕНИЕ ИЕРОСХИМОНАХА САМПСОНА (СИВЕРСА, 1898-1979),

X

Какая разница между покаянием и плачем? Вы нашли у меня заметку, где я переписал, зачеркнул слово «покаяние», переправив на «дай мне плач». Вот на этот вопрос я вынужден ответить… Покаяние – есть осознание, оплакивание, намерение больше не повторять, каменное. Выпрашивание: «помоги!» Это есть вся совокупность покаяния, то есть осознание, сожаление, исповедание священнику, так? Твердое намерение больше не повторять и выпрашивание молитвенное: «помоги!» и «прости!» А плач – это называется «сердцем оплакивать, через сознание», содеянное, и без слов. Выпрашивание: «помоги!»
Это состояние, оно бывает сутками, неделями, месяцами, даже годами. Вот, в обители у преподобного Иоанна Лествичника, там была обитель плача, а не покаяния. Очень большая разница: покаяние и плач. И мне, с тех пор, как я монах, мне думается, что плач – не только относится к тем, кто оплакивает покаянно свою совесть и свою жизнь, которую провели, нарушая заповеди Божии. Это непосредственно относится к плачущим монахам, избравшим себе путь сугубого покаяния, то есть оплакивания своего прошлого и оплакивания своей немощи без помощи Божией, благодати Божией. И надо понимать, что мы оплакиваем свое семя тли, то есть полное осознание плачущее, оно есть содержание сердца от смирения. Смирение порождает плач – оплакивание своего бессилия и оплакивание своего безконечного желания тянуться и повторять грехи (грех). Вот почему нужно это глубокое осознание своим сознанием и сердцем, что без помощи Божией, без благодати Божией, без покрова Неба мы безсильны противостоять греху, к которому мы тянемся добровольно сами.

И вот, плачущий, он выпрашивает помощь, оплакивая свое окаянство, то есть: что его тянет грех, его привлекает грех, его искушает грех, ему скучно без греха, он предпочитает лучше грех, а потом уже святость, то есть свое рабство Христу. Это плач. И вот, монахи, которые удалились от мира, они удалились не только потому, что они хотят избежать искушений мира и греха, они удаляются большей частью от состояния плача – оплакивания своего безсилия, своей поврежденности от семени тли, - и плача, что они посмели оскорблять годами Господа, - то есть это высшее выражение любы к Богу. Это есть любы к Богу.

Есть другая форма любви: исповедничество. «Блажени есте, егда поносят вам» - это уже высшая форма, которая не жалеет своей жизни, она отдает себя на истязание, на муки, исповедуя бытие Божие и свою любовь к Богу: как святые мученики, святые исповедники, прошлые и настоящие, будь это миряне, будь это монахи, будь это священники или архиереи. От любви к Богу – блажени есте, егда поносят вам» - когда их жгут, томят в тюрьмах, держат на леднике, гоняют в баню голышом на два километра и из бани возвращают нагишом в мороз под 50 градусов, - это разве не мученики, это разве не исповедники Христовы? Безропотно!..

Были и было безчисленное множество таких, как мученики Севастийские. Они стояли в ледяной воде и терпели эти страшные муки от льда. И только один убежал – захотел в баню, и этим он погубил себя. В наше время таких севастийских мучеников очень много, очень много! Вот разница плача и покаяния. Плач – состояние сердца от осознания (не механического), когда сердце опаляется любы к Богу. Есть и другая форма исповедничества, когда человек не может терпеть поругания Имени Божия и выступает в защиту Имени Божия, и бывает исповедником и мучеником. А мы говорим только о разницах покаяния и плача. Плач есть содержание сердца, постоянное содержание сердца, ненасытное содержание сердца.

А покаяние есть: осознать, раскаяться, исповедывать грех или грехи, давать клятву возненавидеть, проклясть и умолять – «помоги!», чтобы больше не повторилось. Это, вместе взятое, и есть покаяние. Некоторые дают цветы, гроздья, плоды покаяния, подвиги и т.д. И, конечно, такой человек, по-настоящему кающийся, он больше эти грехи (или грех) не повторяет. Если он повторит, то он бежит каяться, оплакивать его, исповедывать и выпрашивать прощения с ненавистью, с проклятием греха и содроганием; если вспомнит, то с содроганием вспомнит, как он грешил. Это и есть покаяние. Такое покаяние Господь принимает и снимает все. И бывает извещение, что нам прощено.

Преподобные отцы говорят, что степень ненависти, оплакивания, оплаканного греха, - это есть извещение Неба, что грех прощен и разрешен. И вся радость наша, все богатство наше в том, что разрешенный священником грех, если он не повторится – не повторится! – он на мытарствах больше не помянется. В хартиях бесов мы больше не увидим это грех, записанный демонами.

Если помысл от беса, то ты будешь постоянно с радостью бороться с ним, и его непременно изгладишь, но непременно поспешишь даже помысл этот рассказать священнику, чтобы он свидетельствовал пред Праведным Судией, что он простил и разрешил. Но весь секрет вот в чем: как мы священнику каемся. Если священник имеет какое-то озарение Божие спросить: «Ты сочувствуешь этому помыслу или ты не сочувствуешь?» - Если ты сочувствуешь, то это подсказа дьявола, но грех твой. По услаждению греха грех остается за тобой, на тебе. Вот и должен говорить, что пришел помысл, к которому у меня бывает сослаждение, я ему сочувствую, я ему симпатизирую, поэтому грех мой, хотя когда-то оплаканный, но все-таки я ему сочувствую, я ему симпатизирую, этот грех остается за мной. Тогда духовник предлагает рецепт: как оплакивать этот грех, чтобы его извлечь из скрижалей сердца. Он накладывает епитимию, которая бы постепенно приучила человека добровольно приучать себя к ненависти к греху. И сознание своей виновности, что этот грех оскорбил Господа, - в этом и заключается покаяние. Самая трудная миссия духовника – не только разрешить грех, а научить оплакивать грех и приучить человека кающегося ненавидеть, презирать, проклинать грех! Потому что, если это будет навет дьявола, который будет искушать напоминанием греха, искренне кающийся тут же его отгонит, и у него не будет никакой надобности даже священнику об этом сказать на исповеди. Потому что это будет навет! Этот будет стрела, летевшая, залетевшая и прилетевшая обратно, потому что он его отогнал: «убирайся вон, лети дальше!» А если он как-то задержал ее на скрижалях сердца, то, значит, он еще не раскаялся.

Если мы не просим: «Помоги! Огради! Исцели это пятно, которое остается на совести, на сердце, выскобли!» - чтобы не было тяготения ко греху, - это есть покаяние, а без этого - не приведет ни к чему, потому что мы опять будем спотыкаться, опять будем грешить, да? Тебе казалось, что ты раскаялась в грехе, но ты ему имеешь симпатию, сочувствие, ты его задержишь и примешь, хотя бы на одну секунду. А если ты грех, навязанный дьяволом, сердцем ненавидела, то ты сочувствия этого, этой стрелы бесовской не заметишь. Если ты по-настоящему трепещешь и имеешь Страх Божий – этот Страх Божий тебя научит каяться! И как можно подробнее и естественнее, не казенно и не сокращая ничего. То есть – потребность обезславить, обезчестить себя. Так вот, маленький грешок расскажешь так, чтобы выразить всю тяжесть вины этого греха. Дело в том, что мы не во всем виноваты. Бес виноват во всем, а люди не во всем виноваты. Однако Бог нам дал свободную волю отражать хотение: и бесовское, и свое – от семени тли. Мы-то будем непременно Богу отвечать Бес уже осужден, и осужден – в геенну, в огонь. А нам дана свободная воля хотеть грешить или не хотеть. Пользоваться оружием, какое нам дал Бог через преподобных отцов, через Церковь, чтобы отражать грех и отучать себя от греха, - наша вольная воля! Грехи наши от семени тли. Мы повреждены настолько, что нас тянет ко греху – это семя тли, поврежденность человеческого естества от Адама. Мы устроены так, что нас тянет грешить. Мы любим грех, нам трудно противостоять, потому что наше сердце, оно в плену у семени тли. Католическая церковь не знает такого покаяния, и вне Православной Церкви этого никто не знает, чем и богата Православная Церковь. Она абсолютно полна своей благодатью: озарять, освящать, учить, рассуждать – как дар благодати Святаго Духа – и правильно, правильно определять. Вот почему епископ Феофан Затворник (Вышенский) – это особенно драгоценный человек для православного мира; это был педагог, который умел людей научить педагогически распознавать грех и отучать от греха. Таких педагогов у нас, к сожалению, мало, история нам дает какие-то единицы. Преподобный Максим Грек, тоже был педагогом, но жестко пострадал за это, его жгли на костре, он кончил жизнь мученически.

Вот учебник для стяжания плача или приобретения любознания о Господе – это, скажем, «Лествица», да? Это святые Отцы, это, скажем, схимонах Силуан. А есть любознание, которое вменяется в грех, по Златоусту – идолослужение: знать много языков, философию, математику и т.д., понимаешь? Это гордый грех! Постичь мудрость для чего-то: для тщеславия, для чести. Он сам собой любуется, да? Вот, я знаю восемь языков, и любуется собой. А зачем? Это куда деть! Деть некуда! Зачем тебе древнееврейский язык? Куда ты его используешь? Вот, потому что тщеславие и самолюбование, оно начинает учить древнееврейскому, чтобы его знать, или диалекты арабского языка (их четырнадцать диалектов, в арабском языке). Он учит их восемь лет. А дальше что? Пошлют его переводчиком к арабам, и все.

По книге «Старец иеросхимонах Сампсон. Жизнеописание, беседы и поучения», Москва, 2009 г.