ПОУЧЕНИЕ ИЕРОСХИМОНАХА САМПСОНА (СИВЕРСА, 1898-1979), XVII

Условие спасения: будь милостив сам, и Бог на милостыню твою будет милостив к тебе. Если ты не милостив к людям, не ожидай милости от Бога. Это первое условие! Очень простейшее, да? То есть – не осуждай, никому не отказывай в помощи и поставь себя последним из последних. Сначала – людям, потом себе! И в копейках, и во вкусных вещах, и в хлебе, и в тряпочках, и везде! А самое главное – никого не осуждать и ни о ком плохого ничего не говорить. И всех оправдывать, всех извинять, находить тут же извинительное и оправдательное! Для того Господь и дал нам разум. Не для того, чтобы постигать высшую математику – этого Богу не надо, - а оправдать и извинить каждого. Для этого назначен разум. «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут», и больше ничего. Он ведь не требует ни постов, ни стояния, ни бдения – ничего, а только милости. Чтобы быть милостивым, надо иметь понятие о смирении. Без смирения, без любы милостив не будешь. Это поразительная цепочка! Подскажите мне: заповедь о милосердии, это какая будет? «Блажени нищи духом». Дальше. Регент, подскажи… «Блажени плачущи». Дальше? «Кротции…» «Алчущии и жаждущие правды». Дальше? «Милостивии…» Значит, без смирения и кротости не будешь милостив, да? «Алчущии и жаждущии…» - это есть любить ближнего и Бога выше себя, да? Алчба и жажда: это жажда не хлеба, не редиски, а любви к Богу. Хлеб и воду Господь непременно даст. Он знает, что мы без этого не можем свое тело сохранить, уберечь. Само собой разумеется. Потому, когда мы говорим и просим хлеба или чего-нибудь вкусного – нам вменяется в грех. Мы забываем, что Господь прекрасно знает это, что нам нужен хлеб, нам нужна вода, а зимой нужен кипяток. Себя баловать нельзя. Получил радость духовную, а телу радость – на бочок ложись, и все. Раньше всяческое было, тогда люди были обучены духовной жизни, поэтому все эти утешения телесные, земные им вреда не приносили. А попробуй сейчас получить телесное утешение – мы забываемся.

Вино, если пить, то только сухое вино, не кагор, сухое, выжатое из винограда. Милосердием Божиим, Господь ведь не пренебрегает нашим телом, и телу дает тоже утешение – как дар Божий. Он не требует аскетики, нет! Мы требуем от себя – чтобы постичь Его и быть поближе к Нему. А Он не требует! За переедание взыщется. Слабоволие, которое не знает любы к Богу! В этом и заключается весь секрет любы к Богу: воздержание, которое имеет мерой две ложки супные и больше ничего. Немножко недоесть и немножко недопить.

Я как-то кому-то рассказывал, какой святитель митрополит Филарет (Дроздов) был великий постник. Он как митрополит Московский и Коломенский, пятьдесят лет управлял Москвой и короновал трех императоров: Александра I, Николая I и Александра II. Он завтракал из трех блюд, ужинал из трех блюд, парадный чай. Можете представить? Куда девать все это? Причем, все только рыбное, а в понедельник, среду и пятницу – без рыбы. А он был великий постник. Он возьмет две ложки супных – поест супу: «Спаси, Господи. Дайте второе». Вилочкой поклюет немножечко, отведает, и звонок: «Дайте мне еще». Третье блюдо, четвертое блюдо и пятое – сладкое. Представляете, какой надо иметь желудок, да? Филарет был великий постник и великий воздержник и молчальник, хотя был митрополит. И, говорят, никогда утренние молитвы и молитвы на сон, никогда без слез не читал. Наплачется, а потом выходит. На Литургию у него не хватало трех носовых платков, без слез никогда не служил. Вот что значит плач, что значит пост, что значит воздержание, что значит язык, что значит вообще отношение к Богу Вездесущему! Плач – это дар Святаго Духа. Он плача добивался. Он специально для этого плакал. Он иначе не мог жить, и дышать не мог. Как мы говорим, кислородом его были слезы, а слезы были от богообщения. А для того, чтобы иметь богообщение настоящее, он имел «камушек на языке», как мы говорим сегодня, настоящий плоский камушек. Подвижники подогревали себя по-разному. Но, несомненно, он знал уже тогда Иисусову. Тогда уже обучался в монастыре Иисусовой. А в древних монастырях, между прочим, учили наизусть Псалтирь. И одно из условий поступления в монастырь: послушник обязан был знать Псалтирь наизусть.

Когда мы лишаем себя богообщения, от духа сокрушенна и смиренна только – никакое вычитывание нас не сделает другими. Кто не может нудить себя этому обучаться, тому трудно вообще усвоить Закон Христов. Без смирения сердца Закон Христов не усваивается. А ключ всему – смирение. То есть, знать и почитать, что я: хуже всех, глупее всех, последний из всех и неразумный из всех. И вот, это постоянное обучение себя этому ключику, это и есть духовная жизнь: усвоение богообщения сердцем своим. Смирение проверяется и проявляется через богообщение и степень богообщения. Она решает все: потребность богообщения и форма богообщения. У человека, имеющего чистое сердце, и зеркало (совесть) бывает чистое, не закопченное. У того и вопли богообщения светлые, радостные и от чистого смирения, не под действием тяжести грехов. А смирение – понимание свой безпомощности. Ведь разница большая: у кого какое смирение. Формы смирения бывают разные. Сердце перерождается под влиянием плача от тяжести грехов или страстей. У чистого сердца смирение – от сознания своей безпомощности и поврежденности, семени тли. Вот, я любовался на одного юношу, не знавшего никаких грехов смертных, - какое в нем огромное было смирение! Это было абсолютно великое смирение. Потому что он понимал, насколько он немощный, как его тянет ко грехам или страстям, и какой он безпомощный без благодати Божией, без силы Божией. А вот грешник, наделавший массу глупостей: он приобретает смирение от влияния плача. Оплакивание грехов своих – тоже смирение. И то смирение, и другое смирение – они одинаковы пред Богом. Не надо гнушаться грешника: и Бог грешника не гнушается, нет! Если он приносит смирение Богу, дух сокрушенный и смиренный, не только на молитве, но и вообще в жизни. А вот чистые девушки или юноши – у них смирение другое: от незнания грехов, от понимания своей безпомощности и семени тли, то есть поврежденности человека, которая притягивает его ко греху, манит грехами гордости, самолюбия, обидчивости, лени, какой-нибудь неправды, под каким-нибудь соусом и всякого зла. Можно вам ответить: а при чем тут вера? Степень веры, она имеет большое значение и для смирения. Потому что это сильнейшее освящение человека – верой. Вера может возрастать по мере покаяния. Вера дается туне, то есть даром дается. Ее нельзя приобрести какими-то подвигами. На заказ не приобретается. Бог Своим милосердием платит за труды плача и за труды любви: туне вера, степень веры. Она придет в виде освящения, мы называем это – просвещение, вот когда молимся на молитве. Сегодня в водоосвящении часто встречались слова: «наитие Святаго Духа». «Наитие» - снисхождение. Я как-то рассказывал, как довелось видеть наитие шапки огня на Литургии в Чашу. Целый ком огня, да? Это наитие Святаго Духа!

Энергия молитвы два вида имеет. Энергия другая – больная, от тщеславия; она очень короткая, между прочим. Когда кончится пафос тщеславия, истекает энергия. Не надо путать энергию с творчеством, как оно называется сейчас. Творчество и энергия – две разные вещи. Творить и любить – две разные вещи. Как ты сказала: что любовь порождает энергию, да? Это в духовной жизни и в человеческой жизни, если любовь будет Божия, а не плотяная. Плотяная любовь, она ограниченная, ограниченность непременно связана с расчетом, с выгодой. А энергия от любви, она не имеет предела. И больной человек, и дряхлый человек, и инвалид, если он имеет Божию любовь и любовь к человеку, - он безконечно энергичен, хотя бы он был прикован к постели. Между прочим, вот Островский, Николай, он лежал в постели и диктовал. Писцы грамотные писали под диктовку. Но в нем была эта огромная любовь к человеку, хотя и атеиста, но все-таки любовь. Его поразительная работа («Как закалялась сталь») – это выражение удивительной любви к человеку. Душевной. И, может быть, даже духовной. А тщеславная любовь, какая обычна сейчас встречается, она бывает очень коротенькая. Когда оно пресекается, то есть тщеславие и славолюбие, честолюбие, - она прерывается; она делается пустая, безсмысленная, безсодержательная, и она быстро утомляет того, кто временно занят этой энергией. Вот почему наши современные писатели – они быстро устают, они теряют энергию и быстро дряхлеют, поддаются старости. Животная жизнь очень быстро утомляет человека, и он перестает быть творцом. Такая жизнь очень ограниченная. А вот Божия энергия, от любви, от Духа Святаго, она не имеет предела. Посмотрите на жизнь преподобного отца Иоанна Кронштадтского. Это сплошная энергия, да? Но только от любви. А исток – Дух Святой. В нем очень хорошо выражено богопознание, богомыслие. Вы читали когда-нибудь «Моя жизнь во Христе»? Вот, кто внимательно будет следить за каждой строкой этой книги, он поймет, насколько о. Иоанна был энергичен: от любви Божией и любви, конечно, к человеку: к больным, страдающим, уродам, обиженным. Вот почему он и стяжал дары Духа Святаго: молитвы, прозорливости, дар чудотворения, дар исцеления – все в одном человеке. Вот, под предлогом, прикрытием, грубо говоря, какого-нибудь молебна водосвятного, он поднимал с одра очень тяжело больных, делал их совершенно здоровыми. Но чтобы прикрыть свою силу благодати, он служил водосвятный молебен, и во время окропления водой неисцелимо больные вставали. Страшно много описаний его чудес! А его прозорливость – что-то поразительное. Он читал мысли. Даже мой отец, скептически относившийся к этим вещам, рассказывал, какой великий угодник Божий был отец Иоанн Кронштадтский! Его послушание, Богом данное, это было пастырствование. Он был священник и пастырь, и он как раз впервые показал дары Духа Святого на народе. Вот почему он законно канонизирован, причислен к лику святых.

По книге «Старец иеросхимонах Сампсон. Жизнеописание, беседы и поучения», Москва, 2009 г.