ПОУЧЕНИЕ ИЕРОСХИМОНАХА САМПСОНА (СИВЕРСА, 1898-1979), XХIV

Некий иеромонах совершал Литургию, и во время слов: «Твоя от Твоих…» огонь вырвался из чаши; не сошел, а вырвался! Это в наше время, гнилое, безбожное время! Обыкновенный иеромонах! Хотя мы и не видим, но и сейчас на каждый Литургии сходит огонь. Нашими телесными глазами мы лишены способности это видеть. Нам неполезно видеть: мы гордые, тщеславные, славолюбивые. И нам вредно видеть это. Также и бесов не всем показано видеть, а то можно духовно возгордиться. Не потому, что ты станешь убежденно верующим, это да, но ты возгордишься. А духовный самоцен пожирает веру.

Католики власти не имеют над бесноватыми, ничего не могут сделать, посылают к психиатру, в психбольницу, а он не подлежит лечению, он психически здоровый человек. А мы, грешники, получаем от психиатра бесноватого и лечим его. Попробуйте католику предложить лечить порченную козу или корову. Как бы он ни молился, он власти не имеет, а православный священник помолится, помоет вымя, напоит святой водой, прочитает молитвы по требнику – и корова, и козел, и козлиха делаются здоровыми. Какая сила, да?

Католики понимают только гордость, страсть гордыни им мешает. Ведь ересь – исхождение Святаго Духа от Отца и Сына – она уже доказана, эта нелепость. Или что папа – это наместник Христа на земле, папа непогрешим, когда он в облачении сидит архиереем, у него папское кольцо, перстень, он непогрешим, он – Христос. Нелепость, правда? Они лишены благодати Святаго Духа за это. Почему Литургию не служить на хлебе, обязательно на каких-то облатках? Облатки пекутся в аптеке, и говорить, что здесь Тело Господне!.. «Это экономнее, это дешевле, это без заразы, никто не заразится!» Так скажите, пожалуйста, кто-нибудь когда-нибудь от Чаши заражался? Мы же причащаемся после всех, и какие больные причащаются от Чаши?! А какие больные бывают – сказать страшно! Вот я, окаянный, я никогда не болел. В этом заключается вся сила Крови Господней, да? Что, действительно, это Кровь Господня! От Крови Господней никогда никто не заразился.

Патриарх предал анафеме папу Николая I. А папа Николай I предал анафеме Православную Церковь. Мы не имеем права иметь молитвенное общение и Литургию с католиками, не можем служить вместе, потому что они еретики. Они преданы анафеме за ересь – непогрешимость папы, непорочное зачатие Божией Матери, индульгенции. Получать разрешение грехов, еще не содеянных, папской буллой с подписью и печатью! Греши сколько хочешь – пойдешь к папе и получишь разрешение грехов, еще не совершенных! Затем, учение о чистилище: что душа поступает в особое помещение, где она обрабатывается, проходит чистку. Откуда это взяли? Католик, если он ни в чем непогрешим, то он летит к Богу и делается святым. А если у него были грехи, он очищается, проходит какое-то очищение. Так моя родная мать (англичанка) до меня исповедовала, что душа поселяется в мышь, из мыши в кошку, из кошки в теленка, из теленка в быка и так далее. И это исповедывали англичане, и сейчас исповедуют! Называется это перевоплощением. Откуда они это взяли? Значит, душа превращается в паука, паука съедает какая-то птица, а птицу съедает какая-то кошка, а кошке отрубят голову и душа попадает еще куда-то. Это называется очищением души. И такую нелепость исповедуют так называемые христиане. Видишь, насколько глупо и страшно потерять благодать Святаго Духа! А нелепость учения об индульгенциях?! То есть, можно купить за деньги разрешение грехов будущих, не содеянных. Не только грехов бывших, не исповеданных священнику. Нелепость, правда?!

Когда владыка митрополит Вениамин (Казанский), священномученик, расстрелянный потом, совершал Литургию, сошел огонь в Чашу. Мы это видели, этим было видимо нам показано, что это не простой митрополит был. Огромный пучок огня так вертелся, вертелся над Чашей, и – в Чашу! Благодать, да! Но не все видели. Кому-то было не открыто, потому что по жизни не всем бывает так. Кому открываются особые глаза, а кому остаются глаза человечные, такие как у нас. И предстоящие служащие, архимандриты и игумены, не все видели, только слышали шум и решили, что был сквозняк в алтаре. На самом деле никаких сквозняков не было. Как накануне, в день моего пострига, владыка Вениамин ехал из Лавры на извозчике (тогда такси не было, машин не было), а я шел от Казанского собора пешком, с Московского вокзала в Лавру. И вижу: у него вместо бриллиантового креста красный крест. Мученик: накануне расстрела! В день ареста как он быстро ходил по этим дорожкам Лавры! И в августе месяце – красные пасхальные четки. Я думаю: нет, здесь что-то неладно! Так оно и случилось… Он имел замечательную привычку прочитывать благодарственные молитвы по три, по четыре раза. И он не запьет, пока не прочитает. А книгодержец – он никак не мог понять, что владыка читает и читает, читает и читает, и опять перечитывает. Владыка Вениамин любил акафисты очень, но, несомненно, занимался и Иисусовой. Он никогда без обедни не начинал свой день, никогда! К ранней, в шесть часов, владыка на своем месте! А ложился ночью. Дел ведь страшно много, помолиться надо! Потому что как раз он знал весь секрет делания, благополучного делания: право править паствой – это молиться, и особенно много молиться Божией Матери по ночам. Поэтому у него всегда все горело в келии. Большая келия, койка и много икон, свечи; никаких люстр, ничего. Он обыкновенно в подряснике, с пояском таким из веревки какой-то, длинные волосы, такая борода огромная, лопатой. И всегда радостный, всегда сияющий – это первый признак, что он примирен с Небом. А кто с Небом немирствует, тот хмурый, унывающий, смущенный. Вот эта дивная радостная улыбка на этих людях – она всегда доказывала, что они по Бозе или в Бозе.

Самое важное вот что: бояться, как болезней (тифа и тяжелых других болезней) причащаться Святых Христовых Таин себе в осуждение. А этого как раз мы не боимся. У нас об этом заботы нет. Дело не в подготовке, не в чтении правила накануне, а в состоянии нашего сердца и совести. В осуждение себе мы причащаемся Святых Христовых Таин вот когда: во-первых, от своей дерзости, когда грех в нас сидит от самооправдания, плохого покаяния на исповеди, когда мы анализируем грех, но не оплакиваем грех. На исповеди самоанализ – это не есть еще покаяние. И очень часто мы покрываем свою исповедь самоанализом и этим стараемся лукаво извинить и оправдать себя, вместо оплакивания и самоосуждения греха. Плохое покаяние на исповеди – без ненависти ко греху, без обещания, обета беречь себя от греха, избегать греха и искать все возможное, чтобы отучиться от греха, чтобы грех оставить. И оплакивание греха пред Богом, выпрашивая: «прости!» - это будет настоящая исповедь.

Во-вторых, непрощение сердцем, следовательно, неоправдание сердцем и сознанием своего обидчика, досадителя, искусителя. Когда у нас есть нечто на кого-то, но нет никакой заботы об этом, то мы все-таки причащаемся в суд и в осуждение.

В-третьих. Если нет ненависти и проклятья к любимой страсти, к любимому греху, а приступаем к Святым Христовым Тайнам.

В-четвертых. Небрежность к Самому Господу Богу: неблагоговеинством, дерзостью, безстрашием, маловерием и неверием – ради исполнения чина. У нас это так постоянно бывает. Наступает какой-то великий праздник, и у нас какой-то обычай: ради праздника приступать к Святым Христовым Тайнам, не имея никакого тщания и очищения сердца. И мы приходим постные, печальные, и сами не знаем, почему. Но причащались потому, что почему-то полагается, обычай, ради праздника! И каждый раз – в суд и в осуждение себе.

В пятых. Втайне, сознательно и намеренно, зная за собой смертный грех, привычку смертную, перед причащением мы только анализируем, но не жалуемся и не даем обета исправиться, избегать, искоренить это.

Вот эти пять причин, которые бывают у нас очень часто, когда мы причащаемся в суд и в осуждение себе. Можно себе представить положение священника или диакона, который часто должен причащаться. Как он должен себя вести, какая у него должна быть чистая жизнь, как он должен внимательно, трезвенно жить, чтобы помнить эти пять причин, чтобы не в помрачении ума и не в помрачении сердца и совести причащаться Святых Христовых Таин! Бывает так, что после частого и продолжительного причащения в суд и в осуждение нас посещает небрежность и безразличие к Богу. Мы лишаемся страха Божия. Мы лишаемся усердия и ревности о Господе, мы лишаемся способности любить окружающих, то есть извинять и оправдывать их. Не жалеть, жалость не есть любовь! И вот это показатели основные – когда мы лишаемся благодати Святаго Духа, когда мы лишаемся страха Божия и благоговеинства и лишаемся любы к людям, окружающим нас, которых мы всячески не можем ни извинить, ни простить им и ни оправдать их. Это свойство любви, кроме, конечно, потребности ревности, жертвенности. Но жертвенность должна быть – от потребности сердца, а не по закону. Жертвенность – это и есть показатель любви. Вот когда в нас вселится потребность жертвенности, безсознательно, без принуждения себя к этому – это и есть показатель, что Господь посетил нас этой любовью к людям. А без любви к людям нет спасения, немыслимо спасение, так же, как нельзя спастись без смирения сердца. Вот почему монашество есть, прежде всего, образ смирения: и пред Богом, и пред всеми людьми, младшими нас и старшими, конечно. Тогда будет монашество.

Мы боимся отказаться от любимого греха, от любимой привычки. Приходит смерть: ох, ах – и мы не отстали от нее, мы с этой любимой страстью, любимым грехом так и уходим в вечность. А формально исповедовались! А исповедь такая пред Богом не имеет никакой силы! Только вот Таинства и прощения Церкви, они имеют большую силу и помощь.

По книге «Старец иеросхимонах Сампсон. Жизнеописание, беседы и поучения», Москва, 2009 г