Игры в Олимпиады

Олимпийские игры придумали древние греки. Народ воинственный и свободолюбивый, они проводили свой век в почти беспрестанной борьбе и соперничестве. Эллины, разрозненные на сотни племен и полисов, жаждали всеобщих торжеств, на которых они могли бы увидеть друг в друге не просто враждебных соседей, но соплеменников, говорящих на одном языке и молящихся одним и тем же богам. Самые знаменитые древнегреческие игры, посвященные Зевсу и, по преданию, впервые устроенные Гераклом, проходили раз в четыре года в дни летнего солнцестояния в местечке Олимпия в Элиде. Эта гористая область на северо-западе Пелопоннеса по общегреческим меркам была, в общем-то, захолустьем – но именно это и позволило ей стать центром, где без лишних споров могли собраться вместе представители воинственной Спарты, величавых Афин, богатых Сиракуз и других важных городов-государств. В первую очередь Олимпиады были религиозным торжеством: именно общность религии была той основой, вокруг которой происходило сплочение эллинов.

Соревнования изначально занимали лишь один из пяти дней праздника. Во время торжеств соблюдалось перемирие, и присущий грекам дух соперничества принимал во время игр более возвышенный характер. Стремление к благообразию, свойственное ритуалам, распространялось и на соревнования: в них действовала строгая система правил, не допускалось оружие и кровопролитие, а от участников требовалось быть во всех отношениях честными и достойными гражданами. Победители пользовались славой и почетом по всей Элладе, но особенно – у себя на родине.[1]

С утратой Грецией независимости политический аспект Олимпийских игр сошел на нет. Отныне это была просто почтенная традиция. Римляне, став хозяевами Эллады, в виде исключения получили право участвовать в играх. Но вскоре слава олимпионика окончательно потеряла былую притягательность. Наступили новые времена. В могучей империи всеобщий мир и единение достигались совсем иными средствами. Кроме того, случайное сходство в названиях элидской Олимпии и отстоящей от нее на сотни километров горы Олимп, где обитал Зевс и другие боги, оказалось фатальным. По мере увядания олимпийской религии уходил в прошлое и культовый дух Олимпийских игр. Людей все больше привлекали иные духовные ценности. Архаические обычаи, с их примитивным восторгом перед физической силой и узким полисным патриотизмом, выглядели анахронизмом. Наконец с утверждением в империи христианства Олимпиады вообще потеряли всякий смысл.

Такова природа человека: только религия способна укротить присущую человеку страсть к господству, придать его извечной жажде побед возвышенный, одухотворенный вид. Пришествие Спасителя и новозаветное откровение о Царствии Небесном открыли перед человечеством новые, невиданные горизонты борьбы: борьбы с внутренними грехами, брани за чистоту и святость.

Упадок Олимпиад произошел задолго до их прекращения в христианской Римской империи. Впрочем, по инерции они продолжались вплоть до царствования императора Феодосия I, когда, как считается, во время 292-й Олимпиады (389) в последний раз в Олимпии возносились молитвы Зевсу. Заметим, что прекращение игр, ставшее закономерным следствием повсеместного запрета публичных языческих культов, настолько мало интересовало современников, что о нем не дошло ясных свидетельств.

Казалось, Олимпийские игры, как и иные языческие обычаи, навсегда канули в лету. Но их ждала иная судьба.

На исходе II тысячелетия христианство в Европе в значительной мере утратило свои позиции. Со времен Ренессанса культура, политика и, наконец, повседневная жизнь все больше пропитывались «возрожденными» из небытия античными идеями и идеалами. Впрочем, к собственно античности эти явления имели весьма опосредованное отношение. Они были лишены патриархальной естественности, присущей архаичным культам Греции и Рима. Увлечение «античностью» шло рука об руку с кризисом внутри Католической Церкви, с усилением напряжения в отношениях между терявшим свои позиции папством и развивающимися европейскими нациями. Возрождение вызвало к жизни не только расцвет искусств и наук, но и бурный поток веяний, словно пробившихся сквозь толщу «темных веков» из «блистательного» античного прошлого. Что и говорить, Западная Европа, долго прозябавшая в интеллектуальной скудости, была очарована шедеврами древнего гения, и обворожительные «яства» языческой философии вызвали кризис в умах европейских интеллектуалов. Христианство стало сдавать позиции. С одной стороны, оно ушло в вульгарный мистицизм еретических сект, отрицавших саму возможность интеллектуального размышления о Божественном, с другой – закоснело в бастионах клерикальной реакции, пытавшейся установить строгий контроль за свободой мысли. В результате наиболее активные умы Запада сформировали новую форму культуры – гуманизм, где под внешним покровом христианства скрывалась совершенно иная система ценностей, по сути своей неоязыческая. Отсюда и характерный для Нового времени ажиотажный интерес к образам и символам языческой древности, одним из которых стали Олимпиады.

Вся Европа внесла свой вклад в возрождение Олимпиад. Раскопки немецких археологов в Олимпии в 40-х годах XIX века пробудили к теме общественный интерес. На серьезный международный уровень эту идею вывели французы, с XVIII века игравшие роль «культурного авангарда» новоевропейской цивилизации. В 1892 году Пьер де Кубертен – аристократ, ревностный филэллин и, разумеется, потомственный масон[6] – выступил в Сорбонне с вдохновенной речью «О возрождении олимпизма», где предложил возобновить Олимпийские игры во всемирном масштабе. Первые новые Олимпийские игры состоялись в Афинах в 1896 году.

Олимпийское движение можно без преувеличения назвать одним из самых ярких культурных явлений XX века. В основе этого движения лежит концепция олимпизма, который, как сказано в Олимпийской хартии, «представляет собой философию жизни, возвышающую и объединяющую в сбалансированное целое достоинство тела, воли и разума». Автор концепции, барон де Кубертен, поэтически изложил свои идеи в написанной им под псевдонимом «Оде спорту». Позволим себе привести главные тезисы этого почти сакрального по своему пафосу гимна:

спорт – бессмертный источник наслаждения, дарующий радость бытия духу и телу;

зодчий, мастер гармонии, формирующий в вечном движении совершенного человека;

он беспристрастен и справедлив;

он призывает человека к борьбе и дерзаниям, к преодолению себя;

он благороден и безупречен, требует высокой нравственности, чистоты и честности;

он дарует радость и ликование, врачует душевные раны, раздвигает горизонты;

спорт – посредник, исцеляющий недуги под лозунгом: «В здоровом теле – здоровый дух!»;

он ведет человека к совершенству по пути прогресса физического и нравственного;

наконец, спорт – это мир и согласие, источник дружбы и единства между людьми[7].

Казалось бы, прекрасные и возвышенные идеи, достойные всяческого одобрения. Но сквозь патетику эпитетов явственно проступают черты столь характерной для западноевропейского гуманизма подмены понятий, когда далеко не самая важная область человеческой деятельности «аллегорически» возводится в статус фундаментальной общечеловеческой ценности чуть ли не религиозного характера.

Конечно же, было бы нелепо и неразумно оспаривать важность попечения о телесном развитии и физическом здоровье. Не подлежит сомнению и то, что спортивные состязания несравненно лучше драк и войн. Проблема в другом: в извращении системы ценностных координат. В частности, разве не лукавой подтасовкой является расхожая фраза «в здоровом теле – здоровый дух»? Ведь ее автор, древнеримский поэт Ювенал, имел в виду совершенно иное. Обращаясь к молодежи, сатирик увещевает:

Надо молить, чтобы дух здравым был в теле здоровом:
Сильного духа проси, что не ведает страха пред смертью,
Что своей жизни предел считает подарком природы,
Духа, что затрудненья выносит какие угодно,
К гневу не склонен, ничем не прельщается, предпочитает
Тяжкие подвиги и трудовые дела Геркулеса
Играм Венеры, пирам и роскоши Сарданапала[8].

В этих стихах нет и намека на прямую связь духовного здравия с физическим. Но, как видно, авторитет античности заканчивался там, где начиналось строительство «новой духовности». Классические цитаты и образы использовались лишь как антураж для создания новой оккультной мифологии «гармонически развитой личности».

Вопросы вызывает и тезис о том, что спортивные соревнования способны вытеснить кровопролитные войны. «О спорт – ты мир!» – эта расхожая фраза из «Оды» Кубертена буквально навязла в ушах. Но что в реальности? Олимпийское движение отнюдь не сопровождалось всеобщим умиротворением. Напротив, прошедший век стал самым кровопролитным в истории человечества. И здесь обнаруживается тесная связь между культивированием физического развития молодежи и милитаризацией общественного сознания в XX столетии. Более того, спортивные состязания не только не заменяли войны, но и стали органичным дополнением к тому духу политической непримиримости и бескомпромиссного противоборства, который воцарился в отношениях между государствами в эту эпоху. Спорт оказался идеальным средством для сплочения наций вокруг авторитарных режимов и претворения в жизнь авангардистской концепции человека-машины.

Одним из самых ярких общественно-политических событий межвоенного периода стала Берлинская Олимпиада 1936 года. В играх участвовало 49 стран, хотя проводить их в столице нацистского рейха многим казалось проблематичным. Но прибывший в Германию с инспекцией старик де Кубертен был настолько очарован картиной массового спортивного движения, что в своей речи по германскому радио назвал А. Гитлера «одним из лучших творческих духов нашей эпохи». По предложению министра пропаганды Й. Геббельса[9], в Берлин впервые был доставлен эстафетой «священный огонь» из древней Олимпии. Открытие Олимпиады впервые транслировалось по телевидению в прямом эфире. Германия торжествовала полный триумф, завоевав в полтора раза больше наград, чем занявшие 2-е место США.

Идеологический контекст Олимпийских игр достиг своего апогея в разгар советско-американского противостояния периода «холодной войны», когда взаимному бойкоту двух лагерей подверглись Олимпиады в Москве (1980) и Лос-Анджелесе (1984). После развала соцлагеря политические страсти поутихли, и олимпийское движение все больше стало превращаться в способ повышения престижа государства, по возможности прибыльный. Впрочем, заработать на Олимпиадах удавалось редко: так, после Монреаля Канада расплачивалась с долгами 30 лет, а Афинские игры всерьез пошатнули экономику Греции. Да и с укреплением международного престижа дело обстоит не так просто: «олимпийская тема» дает хороший повод превратить ту или иную страну в объект травли со стороны «прогрессивных» средств массовой информации.

Но оставим политические и экономические резоны. Ясно, что олимпийская идеология претендует на нечто гораздо большее, чем обслуживание сиюминутных выгод. Ведь написанная аристократом Кубертеном Олимпийская хартия строго-настрого запрещает любую коммерческую рекламу и не допускает к соревнованиям тех, кто хотя бы раз в жизни получал деньги за занятия спортом. Зададим себе вопрос: какое событие способно в наше время приковать к себе внимание во всех точках земного шара? В каких торжествах участвуют представители всех религий и традиций? Какую церемонию, устраиваемую общественной организацией, могут открывать исключительно главы государств? Это Олимпийские игры. К началу III тысячелетия в них вовлечены более 200 государств мира – больше, чем входит в Организацию Объединенных Наций. По сути, речь идет о первой в истории человечества удавшейся попытке создания всемирного культа. Многими чертами (в том числе и строгим запретом на традиционную религиозную символику) он напоминает культ Высшего Разума в якобинской Франции – только место разума в нем занимает Великое Развлечение).

Впрочем, как теперь видно, попытка внедрить «культ чистого спорта» не вполне удалась. Возвышенная идея оказалась изрядно подточена многочисленными скандалами, а спортивные игры современности стали куда более похожи на азартные зрелища римской толпы, чем на состязания благородных эллинов. И Олимпиады, как и на заре своей истории, уже не воспринимаются как простые соревнования атлетов, но превратились в грандиозное празднество новой мировой «религии» – культа потребления. Это шоу с гигантскими бюджетами, где главное место занимают помпезные церемонии открытия и закрытия Олимпиад, а предметом внимания становятся не столько победы, сколько суммы призовых фондов, букмекерские ставки и громкие скандалы.

Но Олимпиады по-прежнему хранят заложенный в них изначально характер сакрального действа. Не случайно в церемонию открытия каждой Олимпиады входит возжигание «священного» огня.

Кстати сказать, античные Олимпиады, насколько известно, к Аполлону никакого отношения не имели: ему были посвящены другие – Пифийские – игры. Но «отцы олимпизма» 120 лет назад в большом зале Сорбонны воспели гимн почему-то именно Фебу Светоносному[11]

Печатается с сокращениями по материалам сайта pravoslavie.ru

Павел Кузенков

26 июля 2012 года


[1] Полезная информация по истории античных игр: Kotynski E.J. The Athletics of the Ancient Olympics: A Summary and Research Tool . Б / м , 2006. ( http://www.oocities.org/ejkotynski/Olympics.pdf )

[2] Eusebius Caesariensis. Chronicorum libri duo / Ed. A. Schoene. T. I. Berlin, 1875. P. 219.

[3] Georgius Cedrenus. Compendium historiarum / Ed. E. Becker. Bonn, 1838. T. I. P. 573.

[4] Curtius E. Olympia : Ein Vortrag im wissenschaftlichen Vereine zu Berlin. Berlin, 1852. S. 33.

[5] Кириллова Ю.А. Олимпийские игры: прошлое и настоящее. СПб., 2011.

[6] О духовной ориентации «отца олимпизма» см. работу А. Коха «Пьер де Кубертен и его отношение к католической Церкви» (Begegnung. Schriftenreihe zur Geschichte der Beziehung zwischen Christentum und Sport . Bd. 5. Aachen , 2005 . S. 33 –75 ) . Ее можно прочитать по-немецки и по-английски на сайте: http://www.con-spiration.de/koch/english/coubertin-e.html.

[7] Русский перевод можно найти на сайте: http://slovari.yandex.ru/~книги/Олимпийская%20энциклопедия/«Ода%20спорту»/

[8] Juvenalis. Saturae, X, 356–362. Перевод П.К.

[9] Hines N. Who put the Olympic flame out? // The Times. London. 2008-04-07.

[10] http://pda.itar-tass.com/c/414035.html

[11] Лат. Phoebus Lucifer.