ПОУЧЕНИЯ МИТРОПОЛИТА АФАНАСИЯ ЛИМАССОЛЬСКОГО

XII

ПОСТ – ЭТО МИЛОСТЬ

Один важный момент, который был у первых христиан, и нам тоже было бы хорошо иметь это в виду, а именно: пост связан с подачей милостыни. Человек говорит себе: «Если бы я не постился, то тратил бы по 1200 лир в неделю на мясо, сыр, вино и т. д., а поскольку пощусь, то трачу по 30–40 лир. Следовательно, оставшееся буду отдавать бедным, братьям, терпящим нужду».

Пост сопровождался милостыней. И он, конечно, не сводится только к воздержанию от пищи. Мы начинаем с него, оно необходимо и важно, ведь человек – это не только дух, чтобы можно было сказать: «Я пощусь духовно». Мы не какие-то духи, а тело и дух вместе – нераздельное и неразрывное единство. Поэтому добродетели охватывают всего человека: и душу, и тело, и как мы постимся телесно, так же постимся и духовно. Следовательно, воздерживаемся от злобы, осуждения, гордости, словопрений, от массы такого, что нас, к сожалению, изводит. Воздерживаемся и в употреблении материальных вещей. Если мне захотелось купить три пары обуви, в которой я не нуждаюсь, то куплю только одну или вообще ничего. Прохожу в том, что у меня есть.

Пост – это отчуждение от зла. Иными словами, нужно стать чуждым тех пороков, которые окружают нас. Как это важно, чтобы человек постился и языком, чтобы он перестал говорить, судить, сплетничать, комментировать, воздерживался от сигарет… Люди бывают зависимы от сигарет. Один мудрый духовный наставник говорил тем своим духовным чадам, которые курят: «Выбирай: или весь Великий пост проведешь без растительного масла, или будешь пить и молоко даже, но только перестанешь курить. Что для тебя легче?» Он помогал им сделать то, что является более значимым.

Это же относится и к телевидению и всему тому, что делает человек, чтобы убить свое время. То есть пост – это период всеобъемлющей борьбы, мобилизации всех душевно-телесных сил человека с помощью церковных богослужений, каждодневных молитв, исповеди, изучения слова Божия, усилий в духовном подвиге и всего, что содействует человеку и настраивает на духовную жизнь.

Отцы Церкви говорили, что действительно, когда человек постится, изменяется и его телесный состав и он очищается и душевно, и телесно. Очищается. Поэтому святые всегда пребывали в посте и воздержании, и это действительно приносило им душевную и телесную чистоту. Не только душевную, ведь душа и тело идут вместе. Они согрешают вместе и очищаются тоже вместе. Поэтому все добродетели и подвиги затрагивают всё человеческое бытие.

Период Великого поста составляет десятую часть года. По закону Моисееву десятина всегда посвящалась Богу: десятая часть имущества, денег была посвящаема Богу. Так и мы посвящаем десятую часть года Богу. Сколько недель в Великом посте, шесть, семь? Семь вместе со Страстной седмицей. Пять дней в неделю у нас пост, в субботу и воскресенье поста нет, разрешаются вино и елей, это 5 × 7 = 35 + Великая суббота = 36 и ночь с субботы на воскресенье, когда скорее не следовало бы поститься, но люди постятся, – вот и получается 36 с половиной. В году 365 дней? А это одна десятая. С математической точностью. Мы посвящаем это время Богу. Конечно, Бог ничем из этого не пользуется, но мы получим большую пользу от этой духовной борьбы.

О ДУХОВНОМ СМЫСЛЕ ПОСТА

«Постимся постом, приятным, благоугодным Господеви:/истинный пост есть злых отчуждение,/воздержание языка, ярости отложение,/похотей отлучение, оглаголания, лжи и клятвопреступления./Сих оскудение/ пост истинный есть и благоприятный»

Пост всегда есть время не только молитвы, покаяния и ограничения себя в пище, но и пора «самособирания», что преподобный Исаак Сирин называл «погружением в самого себя от греха». Это время, когда человек больше, нежели когда-либо, оказывается способным к тому заповеданному нам отцами деланию, которое выражалось кратким повелением: «внимай себе», ибо без внимания этого ни наша борьба — с собою самим ветхим, своими страстями, соблазнами и искушающими нас демонами,— ни наш труд никогда не увенчаются успехом. И потому постом человек гораздо лучше, чем обычно, начинает видеть себя — какой он вообще есть и что в нем более всего противится той новой, лучшей жизни, к которой он всеми силами стремится.

И что же открывается ему тогда? Многое... И в частности — то, что львиная доля его падений так или иначе сопряжена с невоздержанием языка. Языком грешить «легче» и «удобнее» всего: для того, чтобы совершить какой-то грех самым делом, подчас бывают нужны какие-то определенные обстоятельства, условия, усилия, наконец, а язык — он всегда при нас. И что проще, чем кого-то походя осудить, кого-то по нерассудительности, а то и намеренно даже, оклеветать, кому-то грубо ответить, кому-то солгать? Или суесловить, пустословить, терять счет произнесенным словам и собственно нить разговора?

Подводишь вечером итог прожитого дня и приходишь в уныние от невозможности разобраться во всем тобою сказанном: что верно, что неверно, что правда, что неправда, что хорошо, а что худо. И все оттого, что слишком много слов. Воистину прав был тот отец, который говаривал: «Не умножай словес твоих, чтобы не умножились грехи твои». И не только потому, что среди слов наших слишком много слов греховных, но и потому, что вообще «в многословии не избежишь греха». Многоглаголание рассеивает, обессиливает, не позволяет трезво оценить себя самого и ту ситуацию, в которой находишься.

Осуждение, неразрывно связанное с многословием, лишает нас помощи Божией. Благодать отступает, и человек получает замечательную возможность увидеть себя, каков он есть, когда не покрывает и не уберегает его от преткновений милость Господня. Это, наверное, и подразумевал преподобный Антоний Великий, когда предостерегал: «Бог дотоле хранит тебя, доколе ты хранишь уста свои».

Но что же делать с собой, точнее, со своим языком, который, по апостолу Иакову, есть «неудержимое зло» (Иак. 3:8), который привык к необузданной, неограниченной свободе? С тем самым языком, о котором писал где-то в письмах своих святитель Феофан, что хорошо было бы приспособить к нему машинку специальную, чтобы как только скажет он слово лишнее, так сразу колола она его чем-то острым...

Нет, к сожалению, такой машинки. И выходит, что бороться с «неудержимым злом» нам нужно самим. И на эту борьбу явно не хватит немощных человеческих сил, но потребна тут помощь Божия, иначе зачем бы такой великий муж, как царь и пророк Давид, молил в сокрушении сердечном: «Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения о устнах моих» (Пс. 140:3). Значит, и для нас эти слова псалмопевца должны стать нашей собственной, личной молитвой.

Есть у преподобного Иоанна Лествичника такой совет, ценность и полезность которого для всех, от своего языка страдающих, невозможно переоценить. «Чтобы удержать в себе гнев,— учит он,— не размыкай уст твоих». То есть, что бы ни творилось у тебя в душе, что бы ни рвалось наружу, постарайся промолчать, отнесись к этому как к самой важной своей в этот момент задаче. Перетерпи, а после будет легче: есть такой духовный закон, согласно коему страсть, которой ты раз, другой, третий не дал ходу, постепенно слабеет и изнемогает, и многословие тут не исключение.

Есть, наряду с этим советом, и одно замечательное правило: не говорить, не подумав о цели, которой ты хочешь посредством сказанного достигнуть, не задавшись вопросом, а нужно ли в принципе это слово, полезно ли оно тебе и окружающим, и, главное, угодно ли Богу. Оно, принятое и соблюдаемое, оказывает отучающемуся от многословия огромную помощь. Бывает, конечно, и так, что человек настолько привык к празднословию и пустословию, что что бы он ни делал, слова все рвутся и рвутся наружу: стоит сказать одно по необходимости, как другие непроизвольно следуют за ним безо всякой уже действительной надобности. И тут, наверное, пригодится «рецепт», который приберегал для некоторых своих духовных чад схиигумен Савва (Остапенко): он давал особо нуждающимся в этом послушание — не произносить в день более 33 слов. И помогало! Так что и разрешенные уже от такой своеобразной епитимьи, почувствовав от нее пользу, поняв на опыте, что значит «слова расточают, а молчание собирает», сами просили ее продлить. своему ученику авве Дорофею его преподобные наставники Варсанофий и Иоанн: «Ты потому так много говоришь, что не познал еще происходящего от многословия вреда». Вред этот — разорение всего, что так мучительно, столькими потами и скорбями мы созидаем, разорение нашей доброй христианской жизни. Появится досада на многословие, появится к нему неприязнь и даже ненависть — и оно постепенно уйдет из нашей жизни, как и говорил победивший многословие авва Дорофей: «страсть, которую душа возненавидит, не пребывает в ней долго».

Игумен Нектарий (Морозов)

По материалам сайта www.pravoslavie.ru