СТАРЦЫ И ПОДВИЖНИКИ XX-XXI СТОЛЕТИЙ

РАБ БОЖИЙ ИВАН ДАНИЛОВИЧ

I

Воспоминания выпускницы Знаменских Богословских курсов Тамары Терениной печатаются по благословению настоятеля московского подворья Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря игумена Никона (Смирнова).

Простой деревенский житель из отдалённой деревни Погибловка Орловской области в молодости откликается на зов Божий и идёт странствовать, а перед концом жизни, получив от Бога дар исцеления, опять возвращается в свою деревню, в свою родительскую избу, и по воле Божией принимает, наставляет и исцеляет народ.

«Господь сподобил нас с мамой быть у него в 1976 году в начале лета. Я в 18 лет получила место в рабочем общежитии на фабрике и поняла, что такой тишины, как раньше, у меня теперь не будет. Я хотела уехать из шумной Москвы в деревню к родителям. Очень скучала по природе, грустила, что хожу не по земле, а по асфальту. Задумала спросить у одной верующей женщины в нашей деревне, как быть? А она дала мне адрес старца Ивана Даниловича. Как она про него интересно рассказывала, что он много странствовал по святым местам, и всегда пешком, какой у него своеобразный подвиг нашего времени. Что он много знает, и за меня помолится, а его молитва очень сильная, и подскажет, как и где мне лучше спасаться. У мамы на ногах постоянно лопались вены, там было идти восемь километров по бездорожью, но мама сказала: «На всё воля Божия, к Божиему человеку же идем, и я спрошу про свою судьбу». Когда шли по полям, я обратила внимание, что мама идёт впереди меня такими большими шагами, а я за ней едва поспеваю. А она так радостно ответила, что ноги сами идут, такие легкие, что их не чувствуешь.

Подходим. Маленькая деревенская избушка под соломенной крышей. Во дворе колодец. Навстречу из избы выходит к нам дедушка с лучистыми необыкновенно добрыми глазами, с длинной по пояс бородой. На нём старинная рубаха до колен, подпоясана поясом, в валенках. В прихожей русская печь и лавка, одно маленькое окошко. В другой комнате – два окошка, стол из досок и две лавки. Над столом святой угол с иконой Ахтырской Божией Матери. Полы везде земляные, электричества нет. На полу – керосинка. Простая деревенская речь дедушки располагала к доверию. С ним было так легко и просто, что можно было спросить у него всё, всё… Мама спросила: «Почему я так сильно болею и так много работаю. У меня пять детей, а у других один-два, и здоровые и не работают?» Он ей ответил просто: «Вот сатана с Богом спорит: «Ты что своих так мучаешь, они у тебя все мучаются, болеют, болеют. Я вот, своих сразу забираю. Мой, раз, под трактор попал, и я его сразу забрал». Ты раньше в детстве ходила в церковь, потом замуж вышла, забыла, а Господь не забыл и вот привёл ко мне. Как тебя спасти? Храма у вас нет, таинств нет, постов нет, молитв нет, с мужем не венчана, вот тебя Господь болезнями и спасает. Сейчас время такое, когда идёт бой и командир уже не может управлять и говорит: «Спасайтесь, кто как может». И я вам говорю: «Спасайтесь, кто как может». Мама опять говорит: «Как же я легко к Вам шла, и не устала, и ноги не болят». А я сижу и думаю, идти по таким кочкам и канавам, и говорю: «Я так устала, как никогда, даже ноги болят». А он маме отвечает: «Ты больная решила идти, знала, что тебе это не по силам, за это тебя Ангелы несли, ты не своими силами шла, поэтому не устала». А мне говорит: «Ты молодая и так сильно устала, потому что ты своими силами шла». Потом мама начала говорить про меня: «Работает на кондитерской фабрике на конфетах. Конфет вволю и всё им молодым плохо живётся, а мы с двенадцати лет брёвна таскали, окопы рыли в холоде, в голоде, кору с деревьев ели весной, гнилую картошку прошлогоднюю по полям собирали». Он ответил, что молодые ещё трудностей не видели, поэтому им и это трудно. Объяснил, что голод бывает ещё страшнее обычного голода – голод духовный и что на моё поколение он ещё сильнее. Так тяжело, когда голодает душа.

Тут я припомнила, как коммунисты по радио похвалялись, как Достоевский сказал, что русскому человеку легко сделаться атеистом. Я спросила у старца, почему он так сказал? Он с ревностью ответил, понимая мою боль: «Потому что русский человек самый простой, как в пословицах говорят: простота – хуже воровства, душа у нас нараспашку. Открыться для всех, мы всех к себе принимаем, все для нас братья, всех к себе в душу впускаем по своей простоте и щедрости. У нас в государстве девиз: «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» Народ русский самый простой и бесхитростный, и нас все обманывают. Но за это нам Господь дал шестую часть всей Земли». И похвалил меня за вопрос: «Молодец, что ты веришь с интересом». Я спросила: «Как это понять – верить с интересом?» Он говорит, что есть люди, которые всю жизнь в церковь ходят, но без интереса. Учиться тебе негде, будешь много блуждать в духовной жизни, доживёшь, выучишься и про меня напишешь».

Я пожаловалась, что у меня болит голова от разных мыслей, и я сама не знаю, что я хочу. И он ответил: «Сейчас ты хватаешься за голову и бежишь в церковь, когда утвердишься в вере, голова болеть не будет. В помыслах нас Господь испытывает, куда мы клоним. Ко мне тут недавно приходил такой молодой человек, как ты, с вопросом: «Куда пойти учиться?» Как подумает идти на механика – голова болит, как подумает – в духовную семинарию – голова не болит, на душе легко. Так и пошел Богу служить». Иван Данилович из Москвы меня уезжать не благословил, потому что в Москве есть храмы действующие. Сказал, что в общежитии жить трудно, что положил, приходишь – нет, ну там ничего и не приобретай, ходи в храм, молись. Господь всё устроит, а в деревне храма нет. А где храма нет – там ничего хорошего нет.

Мама спросила его про старицу Евдокию из поселка Щёкино. Ее отправили в психиатрическую больницу. Иван Данилыч сказал, что эту старицу он знал, она была очень сильного духа, чтобы мы её поминали и на могилку к ней ездили. Он сказал, что она имела очень большую благодать от Бога, намного сильнее его, что он не имеет такого дерзновения пред Богом, как она. Он нам рассказал: «Когда её власти отправили в психиатрическую больницу, она там попросила новую чистую простынь и начала её резать ножницами на мелкие лоскутки. На это глядя, про неё говорили: «Какая же она святая? Новую простынь всю в клочья изрезала. Настоящая сумасшедшая, а говорили – святая». В первую же ночь, когда все спали, она обошла все палаты на всех этажах и каждому больному положила на лоб маленький лоскуток. На утро все исцелились и стали здоровыми нормальными людьми. Она строго наказала всем носить кресты и никогда не снимать. Человек без креста, как без оружия. Его легко заворожить, испортить, он не защищён. А ещё и некому за него помолиться. Психиатрическая больница сразу опустела. Врачам сразу дали за это премию и приписали это достижению медицинской науки. Врачи ей выделили отдельную комнату на первом этаже и разрешили принимать народ. Так она там в больнице и доживала. Тогда было время страшных гонений за веру. Похоронена недалеко от храма в Кочетках близ Щёкино Тульской области. Народ ее прозвал девица Евдокия. Она замужем не была. И она очень помогает в сохранении целомудрия. И сказал мне, что если я не хочу замуж, то должна ездить на её могилку и просить её святых молитв. На могилке у неё всегда народ.

У меня было желание переехать на Украину, где больше верующих людей. Но Иван Данилович строго не благословил: «Там на Украине смута будет. Поезжай в Москву». Я говорю: «Какая смута, там всё, как в старину». «Послушания ни у кого не будет. Люди страх Божий потеряют. Вот как ты набрала разных икон, так коллекционеры делают, покупают каких у них нет, чтобы все были, все стены ими увешивают и годами на них не молятся. А святые только один образ имели и день и ночь перед ними молились. Искушение у тебя с иконами будет. Можно так весь страх потерять. Куда тебе столько Псалтири читать, если бы ты по кафизме в день из Псалтири святого Царя Давида читала, и это бы для тебя хорошо было. Молодые работать должны, послушания нести. Будет время, люди себя духовными книгами завалят, много книг читать будут, а послушания никто не будет нести. Каждый правым себя считать будет. Вот и будет смута». Я говорю: «Какая там может быть смута? Если на нашей деревне только одна моя мать перед домом цветы сажает, и мой отец каждый год дом белилом красит, и их за это все безумными считают, что целый день в саду копаются и пять детей завели. То в Почаеве все так живут…» Иван Данилович сказал, что они скоро переедут ближе к Москве и к детям, и меня благословляет в Москву, поближе к преподобному Сергию. Он игумен земли русской. Чуть что – к нему, к его святым мощам, и его родителям за своих родителей молиться надо.

С такой большой любовью про Москву говорил. Москва – это сердце наше. В ней со всей Руси все пути-дороги сходятся как в сердце. И так же, как от сердца, от неё по всей Руси дороги расходятся. Мы Москву беречь должны, как своё сердце. Чем больше в ней молитвы будет, тем всей Руси легче будет. Говорил про Страстной монастырь: «Каково тебе глядеть, монастырь снесён, место осквернено, всякие там безобразия творятся. А как же Матерь Божия нас всех терпит за наши грехи? Она к нам в самый центр Руси пришла, своей иконою на это место встала, чтобы нашу земную жизнь здесь в изгнании облегчить, чтобы состраданию и любви нас научить и к небу приблизить. А мы как живём? Что своими грехами вытворяем? Вот, что дал Господь, то терпеть надо. За то и слава Богу».

По книге «Старцы и подвижники XX-XXI столетий.», Москва, 2011 г.