СТАРЦЫ И ПОДВИЖНИКИ XX-XXI СТОЛЕТИЙ

РАБ БОЖИЙ ИВАН ДАНИЛОВИЧ

III

Воспоминания выпускницы Знаменских Богословских курсов Тамары Терениной печатаются по благословению настоятеля московского подворья Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря игумена Никона (Смирнова).

Иван Данилыч сказал мне, что дедушка мой в Орловских краях упокоился и что по его молитвам мы с ним три года на Орловской земле знались, по его молитвам Господь меня привёл. Я говорю: «Дедушка мой был никто: ни священник, ни монах, просто комбайнёром работал в Алтайском крае, поэтому его на фронт не брали, некому было в войну поля обрабатывать. А он несколько раз ходил в военкомат и на фронт просился, его и послали в самый бой, он погиб на Орловско-Курской дуге». Иван Данилыч на мои слова с такой ревностью сказал: «Как он был никто, как можно так на человека сказать, что он никто. Для Господа каждый человек так дорог! Каждая душа человеческая дороже всего мира. Ты думаешь, что только одни монахи и священники спасаются? Вот тут у меня образ святых мучеников Адриана и Натальи. Они при жизни супругами были, а я на них Богу молюсь. Твой дедушка жизнь свою положил как воин за други своя, а Господь сказал: «Нет больше той любви, кто душу свою положит за други своя».

Я рассказала Ивану Данилычу про одну рабу Божию. Она живёт и работает в колхозе в Орловской области, в местечке, которое так и называется – Монастырь. Когда проезжаешь по трассе, на горизонте видна груда красного кирпича от женского монастыря. Его разбирали на кирпич и строили из него свинарник и коровник. Её благословили из своей деревни никуда не уезжать и на это осквернённое место монастыря ходить молиться. Она говорит, что как там помолится, так ей на душе легко. Что она несет тайную тяжёлую болезнь. Бес изнутри сжимает её сердце. Физически она здорова, врачи ничего не могут определить. С виду очень мудрая и скромная. Она два раза в год ездит в Печоры на отчитку. Там батюшка на отчитке с её бесом разговаривал: «Зачем ты в неё вошёл?» Бес отвечал: «По воле Божией, чтобы она осталась девицей и не вышла замуж». Я спросила у Ивана Данилыча: «Почему так бывает?» Он ответил: «Каждого Господь на свой пост поставляет. Каждый у Господа на своём посту. Пост её очень трудный. Она одна во всём округе Богу молится, храмов там рядом нет, верующих людей нет. Этой тайной болезнью её Господь наставляет на подвиг. Зато какая с ней благодать! По её молитвам Господь всю её деревню и всё там вокруг хранит. Сколько у нас на Руси деревней вымерло, где молитвенников не осталось, сколько разных народов вымерло на Земле. Надо по-Божьи жить, как кому Бог велит».

У нас на краю посёлка храм был, весь обезображенный, верх снесён, с виду не узнаешь, что это был храм. Три раза из него строили хлебопекарню, и она три раза горела. Потом им из области сказали, нашли, где строить. Построили в другом месте и ни одного пожара за столько лет. И хлеб у нас очень вкусный. Потом из храма сделали склад для зерна, а оно ночью куда-то убывало. Поставили сторожа. Ночью он видит, сидит Женщина, вся одета в чёрное, и так сильно и безутешно рыдает, причем не как все женщины, а как-то тихо, по-особому. Он у неё спросил: «Что Вы так сильно плачете?» Она ответила: «Меня тут все забыли, никто не почитает, Я отсюда уйду и больше никогда не приду». И исчезла… Храм был в честь Иверской иконы Божией Матери. Он рассказал начальству, но они ему не поверили. Зерно под закрытым замком за ночь так сильно убывало, что оставалась третья часть. Тогда они оставили это святое место заброшенным. Начальники коммунисты, которые храм ломали и обезобразили, потом Богом сильно наказаны были. Лежали перед смертью всеми брошенные, многие неухоженные…. Детей своих воспитали Бога не чтить, их дети под старость и бросили.

Старец наставлял: «Как мы к Господу идём? Не слушаемся Его, лишний груз на себя сами наваливаем, хотим всё больше здесь захватить, верить надо, что капля море освящает, что Господь не оставит. Человек в этой жизни, как капля в море, частичка Божия. Господь нас хочет облегчить и прямым путем к Себе привести, а мы не слушаемся и сами пути извилистые выбираем и потом всю дорогу ропщем».

О нехранении послушания и любви к Богу Иван Данилыч также добавлял: «В Апокалипсисе сказано: «Имею на тебя нечто, что ты не сохранил первую любовь твою». За всё пред Богом придется отвечать, что данным его даром не дорожил, не сберёг, им Богу не послужил. Господа как надо не славил…» Я сижу и думаю, что из людей никто свою первую любовь не хранит. Он говорит: «Ну, куда нам Апокалипсис понимать, вы же на фильмах и на песнях сейчас воспитаны…»

Как-то рассказала Ивану Данилычу о своей поездке в Почаев. Как там хорошо, разные иконы купила, все какие продавали по одной. У меня спросили, зачем мне столько много, я сказала, что у нас в деревне храма нет, и мне продали. Я там все книги купила, какие продавались, и Псалтирь Ефрема Сирина, и Псалтирь Матери Божией. Когда покупала Псалтирь Матери Божией, меня видно уже там заприметили, и спросили, если будешь по кафизме в день читать, тогда продадим. Я там купила и большие монашеские чётки. Мне сказали, что на эту покупку сначала нужно благословение у старца брать. Я сказала, что у меня не здесь батюшка, а далеко. Тогда мне продали, и если он меня не благословит, тогда с меня взяли обещание, что я эти четки подарю тому, кому благословят. И стала хвалиться чётками, настоящие монашеские, чёрного цвета, вязаные на сто. За эти покупки Иван Данилыч меня ругал, сказал, что я поступила, как коллекционер, а не как верующий человек.

В Почаевском монастыре монастырский двор был завален мусором от паломников и желтыми листьями. Пожилой монах в чёрном халате с метлой медленно убирал двор. Я подумала, что мне стоит убрать всё здесь вместо него за полчаса, от силы за час. Подошла к нему: «Можно Вам помочь?» Он не обратил на меня внимания, но я всё приставала с вопросом. Он сказал, что в монастыре на всё надо брать благословение. На моё счастье по двору проходил какой-то батюшка с крестом, он и разрешил помочь убраться. Я сказала тогда, что могу здесь всё убрать за один час. Монах сказал, что я тщеславная, что он сейчас время засечёт, и если я за час не управлюсь, то понесу епитимью за то, что хвалилась. «Только делай всё с молитвой, а то ты же не молишься. Тебе эта скорость и спорость может с другой стороны даваться, чтобы ты гордилась своей работой». Иван Данилыч после сказал, что Иов Почаевский через этот случай мне моё послушание показал. «Поезжай в Москву в дворники, будешь жить одна и в храм ходить». Я так сильно стала протестовать: «В дворники ни за что не пойду… Если в монастырском дворе бумаг после праздника много бывает, а в Москве столько мусора за день набрасывают…» Иван Данилыч говорит: «Если человек безропотно убирает нечистоты, за это Господь очищает его душу. Ты как раз брезглива, капризна, чуть что фыркаешь, это как раз тебе для смирения». Я стала возмущаться: «Не хочу одна в миру жить. Лучше в монастырь или замуж. Я там в Москве одна с ума сойду». Он говорит: «Будешь от своего креста увиливать, будешь с ума сходить. А глупую – ни в монастырь, ни замуж не возьмут. Надо нести, что Богом дано». Указал мне на снесенный Страстной монастырь в Москве. Я сказала, что на месте снесенного Страстного монастыря сейчас притон. Место любовных свиданий. Сидят курят, поют, обнимаются, матом ругаются, музыку врубают. Разве можно там находиться? Говорят, что Москва, как блудница, перед концом провалится сквозь землю, что верующих Господь перед концом будет выводить из Москвы. Он говорит: «Ну, значит, верующие в Москве до конца будут, значит, и молиться за неё будут». Я говорю, что встречала на месте снесённого Страстного монастыря пожилых старушек со светлыми лицами. Они сидели часто по одной в задумчивости, закрыв глаза и ничего не замечая вокруг. Я так молиться не умею. Мне там молиться негде. Он говорит: «Как это тебе в Москве молиться негде. Там сорок сороков. Ты ещё Москву не знаешь, видел два-три храма и всё. Там столько престолов, по престолам будешь ходить».

Я говорю, что хочу в Киев в монастырь, там сёстры верующие все вместе, они меня там к своей старице послали, но она меня не приняла, а послала в Москву. Иван Данилыч сказал, что такую старицу мы и видеть не достойны. «Знаешь, сколько у этой старицы перед Богом духовной работы? У неё такой большой пред Богом пост, как у министра обороны. Она своими молитвами от всей Украины смуту отодвигает. С ней такая большая Божия благодать, мы к ней близко подойти не достойны». Я говорю: «Я там в Москве, с ума сойду. Это так страшно». Он говорит: «А на Страшном суде стоять одному не страшно? Там каждому одному пред Богом ответ держать. Мы все безумные, нам от Бога разум дан. «Чело» - разум, и отпущенный «век» - есть суть «человек». Если бы мы Бога слушались, то в раю бы все жили. Вот что заслужили, то и получили. Слава Богу за все».

Все предсказания Ивана Данилыча, почившего в начале 1980-х гг, сбылись. Храмы и монастыри открылись. В колокола стали звонить, чего он очень хотел. Значит, за его молитвы, за вынесенную им об этом скорбь. А самое большое чудо из его предсказаний, что через тридцать лет недавно стали заниматься снесённым в самом центре Москвы Страстным девичьим монастырём, хлопотать о его возрождении и открытии.

По книге «Старцы и подвижники XX-XXI столетий», Москва, 2011 г.