О причастии и посте

Преподобный Севастиан Карагандинский очень строго относился к подготовке к принятию Святых Христовых Таин. Не допускал до причастия тех, кто не был готов. Напоминал, что необходимо очистить себя покаянием, вовремя прийти в храм, выслушать правило и службу, и, исповедовавшись, подойти со страхом Божиим к Чаше. Прибавлял еще: «Подойти к Чаше Святых Таин, это не все равно, что подойти к столу к чашке супа или к чашке чая». Очень досадовал на тех больных или их родственников, которые зовут священника причастить Святых Таин, когда у больного уже и язык не ворочается и рассудок потерян. В одних случаях виноваты родные, в других – сам больной, не имея веры, с упреком отговаривался: «Что вы меня хоронить хотите?» Такое суеверие, что после причастия Святых Таин он умрет. Был случай, когда совсем неподвижного молодого человека стали соборовать. И ему так казалось (как сам он рассказывал), что кончится соборование, и к нему подойдут прощаться жена и дети, как к умирающему. А Бог дал, что после соборования и причастия Святых Таин он стал поправляться, совсем выздоровел, стал работать и в храм Божий ходить.

Батюшка Севастиан был недоволен теми, кто не желал собороваться из-за убеждения, что соборуют только умирающих. А другие имели суеверие, что после соборования по земле нельзя ходить, на что батюшка недовольно скажет: «Ну летай тогда, раз ходить нельзя». И молодым батюшка благословлял собороваться, потому что почти все душевно и телесно больные, а соборующиеся с верою получают исцеление, подкрепление и прощение забытых грехов.

О почитании праздников и святых

Батюшка часто убеждал в скорбях, болезнях и искушениях призывать в молитвах всех святых угодников Божиих, чтить их память. Так же чтить день своего Ангела, имя которого носишь, но не день рождения. Батюшка был недоволен теми, кто отмечал день своего рождения, а не день Ангела. И приводил в пример Ирода, который во время пира в день своего рождения велел отсечь главу святому Иоанну Крестителю. Очень огорчался батюшка тем, что в народе больше почитались праздники чудотворных икон Божией Матери, чем двунадесятый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, в день которого народа в храме бывало мало. Ради того, чтобы почтить Рождество Божией Матери, был освящен престол в честь этого праздника, в связи с чем на праздник приезжал архиерей и было большое торжество. Также за годы своего служения батюшка довел до сознания прихожан значение и величие святого апостола Иоанна Богослова и научил их приходить в храм в день его памяти. Часто говорил: «Ведь у вас в семьях нет мира и любви между вами. А кто вам поможет, как не он, святой Иоанн Богослов, апостол любви? «Дети, любите друг друга!»

Часто умолял и очень строго предупреждал, во избежание наказания Божия, не ходить в праздники на базар, по магазинам и проч. Приучал дорожить праздничными церковными службами, не менять их ни на что житейское, душевредное: «Только в церкви человек обновляется душой и получает облегчение в своих скорбях и болезнях».

Очень следил за тем, чтобы в дунадесятые праздники в храме все было торжественно и празднично, и чтобы люди по-праздничному были одеты. Хоть не в новое, но в светлое. А так же пищей постараться отметить праздничный день. А постом или в будничный день делал замечание тем, кто одевался в светлое без причины к этому. Был внимателен во всем – и в духовном, и в земном, житейском.

Так же следил, чтобы свечи были чисто восковые, особенно в алтаре. «На ароматный запах восковых свечей сходит благодать Божия» - так говорил батюшка и ценил трудолюбивую пчелку. Часто ставил ее в пример нам, ленивым и нерадивым: «Сколько она пользы приносит! Богу – воск, а человеку – мед лекарственный». И детям, не почитающим родителей, а особенно мать, ставил в пример, как пчелки оберегают свою матку: жалеют ее, и в случае ее болезни слетаются над ней и машут крылышками, чтобы ей легче было.

Батюшка не раз убеждал, что для церкви нужно доставать предметы самые лучшие, а для себя оставлять похуже. «А у нас наоборот: себе получше, а для храма похуже». И трудиться по совести – как можно лучше.

Батюшка ни под каким видом не благословлял принимать от прихожан искаженных икон (то есть написанных не по канонам, небрежно, с искаженными ликами). А если дарили иконы старинные, но местами поврежденные, отдавал их подправить и затем дарил иконы тем, кто в них нуждался. Он очень ценил старинные иконы. Когда кому-нибудь дарит на молитвенную память икону то, бывало, скажет: «А ведь это старинная икона, писанная красками». Не допускал украшать иконы яркими бумажными цветами. Приезжая с треб, батюшка часто сокрушался о том, в каком небрежении в домах находятся иконы. Если имеется одна или две иконы, то и те закопченные, в пыли, где-нибудь в дальнем углу повешены под грязной занавеской, чтобы никто их не видел. А фотографии свои и своих детей чуть ли не в самом святом углу повесят.

О порядках в храме

После службы батюшка благословлял сразу же открывать двери и отдушины, чтобы проветривать помещение. Было даже составлено расписание для сторожей и дежурных: на сколько часов открывать после службы и за сколько перед службой (учитывая погоду и время года). От техничек требовал не поднимать пыли во время уборки, беречь иконы и позолоту от пыли и копоти. Наблюдал за всем обслуживающим персоналом и видел, кто как трудится: кто добросовестно, а кто с леностью и небрежно. По ночам из окошечка своей кельи присматривал за сторожами, и, бывало, скажет: «Вот этот сторож всю ночь ходил по двору, я видел из окошечка». А про другого скажет: «А этот всю ночь не выходил из будки, значит спал, а не дежурил». И таких не велел держать. Так же наблюдал за всем, что делалось в храме и на церковном дворе хорошего и плохого и что требовало исправления. Кто быстро, без страха Божия ходил по церкви, да еще руками размахивал, толкал других или даже во дворе, на улице, так себя вел, тем делал замечание при всех в назидание всем. Особенно тем, кто позволял себе, бегать, топать ногами, шуметь, подражая блаженным. Это батюшка запрещал строго. По походке и внешним движениям он видел характер человека, внутреннее состояние его души. «Ходить надо тихо, спокойно, не шагать широкими шагами, не топать ногами, особенно в храме, даже если спешишь. Ведь на нас смотрит мир и пример берет». С Херувимской песни до конца обедни запрещалось всякое движение в храме (и торговля свечами, и записи треб, и проч.), батюшка приучал оставаться в храме до конца молебна, поэтому только после молебна давал прикладываться ко кресту. Часто повторял: «Все мы старые, слабые, немощные, больные, неповоротливые и все делаем медленно. Поэтому и служба долго идет. А где молодые священники – сильные, крепкие, там все быстро делается и скорее отходит служба». (Да не к радости, теперь уже убедились).

Пение хора любил молитвенное, умилительное. «Это не угодно Богу – кричать, да еще и ногами притопывать. Бог не глухой, Он все слышит и помыслы наши знает». За чтением и пением хора батюшка очень внимательно следил, чтобы читали и пели со страхом Божиим, благоговейно и молитвенно. Не терпел выкриков, когда один заглушает всех. Ценил труд и терпение певчих, дорожил ими и, как мог, уделял внимание. В праздники угощал чаем, раздавал гостинцы. Особенно любил батюшка раздавать головные или носовые платки. Иногда так дораздается, что ничего больше не останется. Тогда дает кому-нибудь денег, чтобы купили платков для раздачи.

Пробирал тех монахинь, которые любили напоказ одеваться в монашеское, или мирских вдов и девиц, одевающихся в черное. Говорил: «Лучше всего одеваться в синий или серый цвет, скромно. Черное не спасет и красное не погубит». Молодым советовал одеваться в пестрое, чтобы не подозревали на работе и не поносили напрасно. Говорил еще: «Молодые не должны уделять своей внешности большого внимания. Не надо им слишком за собой следить: ни часто мыться, ни одеваться со вкусом, а небрежнее, не смущая свою душу и совесть, чтобы и для других не быть камнем претыкания. Сам хочешь спастись и другим не мешай. А старенькие должны быть чистыми и опрятными, чтобы ими не гнушались и не отворачивались от них».

Бывали случаи, когда приезжие, во избежание неприятностей на работе и дома, торопились скорее уехать. Но, вопреки их желанию, батюшка задерживал их на один-два дня. Те, кто слушался и оставался, благополучно возвращались, и все обходилось у них хорошо – и дома, и на работе, а тех, кто не слушался и уезжал постигали неприятности в дороге, дома или на работе. И они раскаивались, что ослушались батюшку. Под праздники никого не благословлял в дорогу, а уезжавшие по своей воле тоже не избегали скорбей и неприятностей.

Батюшка не одобрял тех, кто своевольничал, и исход их дел был печален. Одна из пожилых девушек задумала выйти замуж. Об этом другие сказали батюшке, и он ответил: «Какой там муж? Шпана!» И ее саму просили и умоляли не выходить за него: «Выйдешь – будешь страдать!» Так точно и получилось впоследствии.

По книге «Живой воды неиссякаемый источник. Карагандинский старец преподобный Севастиан», Москва 2014 г.